(Из
рукописи "Теория чувств")
Эта история необыкновенно поучительна для меня. Работая над какой-нибудь литературной вещью, обычно стараешься включить всё своё воображение, но здесь мне, напротив, хотелось бы полностью его выключить, чтобы оно не мешало рассказать всё так, как оно есть, как было. Ничего придумывать тут не надо.
Со своей, уже не первой женой Еленой Сергеевной, я познакомился в Москве. Она москвичка, я приехал из Забайкалья учиться в Литературный институт. К моменту нашего знакомства Елене Сергеевне не было и двадцати, а мне под тридцать. За моей спиной был уже изрядный семейный опыт, а она была стройной, симпатичной, эмоциональной и пылкой поэтессой. Время было советское, закрытое и меня постоянно удивляло то, что моя целомудренная невеста, знает о сексе и интимных отношениях так много, что кое-что подсказывает и мне. Сначала я объяснял её осведомлённость тем, что она работала тогда в библиотеке ЦДЛ, имея доступ к просмотрам западных фильмов, закрытых, в то время по всей остальной стране.
– Нет, – ответила она, – мне обо всём этом рассказал Сергей Петрович.
Этим ответом я был потрясён.
– Но как он может говорить на такие темы?
– И не только мне, – ответила Елена Сергеевна, – но и другим моим сёстрам.
Для того чтобы понять, в какой мелкий осадок выпал я после этого, надо представить моё стабильное советское состояние, которое, впрочем, теперь я и сам уже не могу представить. Кроме того, надо знать, что в их многодетной московское семье (что было и есть большой редкостью) моя жена была старшей из пятерых сестёр. То есть, если моей жене девятнадцать, лет, то её младшим сёстрам было по нисходящей и того меньше. А сколько лет Сергею Петровичу? А Сергею Петровичу за восемьдесят лет! «Ах ты, старый развратник!» – только и мог воскликнуть я про себя. Теперь я уже нисколько не сомневался, что столичная жизнь, и в самом деле, разлагается на корню и, наверное, убежал бы в свою более целомудренную провинцию, если бы не красивая, сногсшибательная невеста.
Но кто же, собственно, Сергей Петрович? О, о нём я слышал с первого дня нашего знакомства с Еленой Сергеевной. Он не был членом их семьи, но был любовником её бабушки Зои Алексеевны уже в течение двадцати пяти лет! Конечно, факт такого любовного срока не мог не поражать. Ведь это целая, отдельная жизнь! Не многие семьи держатся так долго, а тут любовники на четверть века! Понятно, что никакой тайны их отношений уже не было ни с той, ни с другой стороны. Дети и внуки Зои Алексеевны принимали это как должное. Как нечто, неотвратимое и стабильное принимала это и набожная жена Сергея Петровича.
Но пора, однако, сказать и о Зое Алексеевне. Зоя Алексеевна, получившая в молодости строительное образование, застала самый разгар метростроения, который, как говорят, был связан с необыкновенным оптимизмом советского народа, о котором мы знаем по кадрам хроники и по энергичным песням того времени. Зоя Алексеевна, кстати, до сих пор не любит песню со словами «Нас утро встречает прохладой» и «вставай, вставай кудрявая», потому что эту песню включали по улицам каждое утро, как раз тогда, когда очень сильно хотелось спать.
Зоя Алексеевна вышла замуж в двадцать лет. Одного за другим родила двух сыновей, и с браком на этом было покончено. Муж ушёл от неё с формулировкой: ты холодная, фригидная, ты мне не нужна. А Зоя Алексеевна, и впрямь, за всё время своей семейной жизни ни разу не испытала самой сладкой глубины женских ощущений, несмотря на то, что была чувствительной, поэтичной и сама сочиняла стихи.
Аргументированный уход мужа стал для неё приговором. В её интимную биографию был навсегда впечатан чёткий штамп – холодная, не способная, фригидная. И она смирилась с этим, забыла о существовании мужчин и прожила так до сорока лет. С двадцати трёх лет до сорока она лишь работала и растила сыновей, не зная больше ни одного мужчины. Но в сорок лет явился Сергей Петрович! Он тоже пописывал стихи, и они познакомились в каком-то поэтическом кружке на производстве. И вот уж не известно, что там делал с ней Сергей Петрович, какие подвиги совершал, чтобы раскачать её устоявшуюся фригидность, и вытравить из её души этот, словно из свинца отлитый штамп, удостоверяющий холодность и фригидность, только вдруг Зоя Алексеевна обнаружила, что она совсем другая! Что она не холодная, а горячая, не фригидная, а страстная и что она способна испытывать всё! И первый в её жизни оргазм, полученный лишь в сорок лет, возносит Сергея Петровича на такую высоту, о какой, не мог бы мечтать ни один из самых прославленных донжуанов.
Наше знакомство с Еленой Сергеевной продолжилось тем, что она переехала ко мне в Читу, и в Москве мы стали появляться лишь на сессии. Как раз в это время у Сергея Петровича умерла жена, с которой он прожил много, много лет, и в жизни Зои Алексеевны происходит самое знаменательное событие. Она выходит замуж за Сергея Петровича. Ему уже где-то за восемьдесят, она моложе – ей всего лишь семьдесят пять.
И вот в очередной раз мы, приехав на сессию с Еленой Сергеевной, останавливаемся у её родителей. Как раз в день нашего приезда у них гостит и Зоя Алексеевна, уже живущая у Сергея Петровича. Обрадованная нашим приездом, она приглашает нас на следующий день в гости к себе. Отказаться невозможно. Мне жутко интересно увидеть наконец-то этого знаменитого Сергея Петровича, не очень хорошее мнение о котором у меня, однако, так и осталось. Эта предстоящая встреча даже заводит меня. Зоя Алексеевна собирается уезжать, и уже прощается со всеми в прихожей.
– Приезжайте, обязательно приезжайте, – говорит она нам ещё раз.
И тут-то движимый желанием уже сегодня как-нибудь подцепить этого «старого развратника», я говорю:
– Зоя Алексеевна, завтра мы увидимся с Сергеем Петровичем, а пока в качестве привета от меня, расскажите ему анекдот. Анекдот такой. Встречаются два пожилых человека. Вот один из них и говорит: «Знаешь, раньше было так – только подумаю о женщине, и всё! Уже готов! А теперь, сколько не думаю, никакого толку. Видно с головой что-то стало…»
Конечно, рассказывать такой анекдот женщине, которой уже семьдесят пять лет, наверное, не совсем прилично, но у них тут всё так открыто, что никакой неловкости не возникает.
На следующий день мы звоним в дверь квартиры Сергея Петровича. Конечно же, я представлял его иначе. Я ожидал увидеть некоего светского льва на пенсии, а тут маленький старичок, можно сказать, даже немного плюгавенький, но живой невероятно. Со мной, видимо, разозлённый моим «приветом», даже не здоровается, а вместо этого возмущённо говорит:
– Ну, ты и дурак, так дурак! Ты что же думаешь, что всё дело только в этом?
Произнося такое приветствие, он указывает туда, где, как выходит по моему анекдоту, и есть причина всех проблем.
И я тут понимаю, что влип. Рассказывая анекдот, я хотел лишь подразнить Сергея Петровича. Я при этом не заходил так далеко – об истинных «причинах» мужских проблем даже не задумывался. Чего задумываться о проблемах, которых нет, а анекдот он и есть анекдот. Так вот, оказывается, не всё так просто.
– Да ведь дело-то как раз ни в том, а вот в этом, – продолжает Сергей Петрович, постукивая по своей голове и, собственно, указывая на неё.
И тут же, прямо из прихожей увлекает меня в кабинет. О, у него такой кабинет, каких я не встречал и у писателей, с которыми был знаком. По центру большой старинный стол, заваленный книгами. Книгами заставлены все полки на всех стенах комнаты. Сергей Петрович, дает мне пару минут освоиться. Я иду вдоль полок, просматриваю корешки, и чувствую, что «оседаю» всё ниже и ниже. Все книги без исключения посвящены вопросу отношения полов, во всех возможных аспектах. Я даже и не предполагал, что литературы, на эту, как мне казалось, и без того понятную тему, может быть так много. А Сергей Петрович начинает, между тем, пространную, раздражённую лекцию на тему, что «дело ни в том, а в этом». И от его слов, и от книг, заполнявших комнату, я начинаю понимать, что на самом-то деле передо мной вовсе не какой-то «старый развратник», а человек, который всю жизнь, занимается интересующим его вопросом на истинно научном уровне. Это ученый, изучающий свою тему, но только не написавший ни одной научной работы.
Лекция продолжается долго. Сергей Петрович никак не может освободиться от возмущения, которым он по моей милости, возможно, прокипел всю ночь, ожидая меня такого глупого и неотёсанного. И я, теперь уже понимая с кем имею дело, конечно же, вынужден извиниться перед ним. Но Сергей Петрович моих извинений и слышать не хочет – ему удобней просто стереть меня в порошок.
– Да ведь ты такой, дурак, – возмущённо говорит он, – что даже не отличишь красивую женщину от интересной!
Конечно, никакой обиды за этого постоянно «дурака» у меня нет, потому что, получая от него лавину новых откровенных знаний, я именно дураком себя и чувствую. А уж после его последнего высказывания я и вовсе открываю рот. Я в полном тупике. Никогда ещё не додумывался я до того, чтобы разделять женщин на интересных и красивых. А ведь отличие это есть – факт, что есть! Хотя, если я не задумывался, то это ещё не значит, что не отличу. В конце концов, как он это проверит?
– Отличу, – совершенно безответственно заявляю я. – Интересную женщину я всегда отличу от красивой!
Сергей Петрович смолкает и саркастически смотрит на меня.
– Ну, что ж, – озадаченно говорит он, – сейчас проверим.
С этими словами он вытаскивает откуда-то из-за шкафа рулон календарей – японские красотки в купальниках на пляже. Где он только мог достать их в то время? Разложив на полу двенадцать красивейших кандидаток, Сергей Петрович жестом приглашает – а вот покажи! Да уж, задачка! И какая же из них самая интересная? Куда б ни шло разобраться в своих русских, советских красавицах, а тут японки, который я никогда не видел вживую. Но экзамен, есть экзамен. Внимательно осматриваю всех. Выбираю одну: по-турецки сидит на жёлтом песке, взгляд ласковый и проникновенный. Сергей Петрович, хмыкнув, с удивлением смотрит на меня. Поднимает указанный плакат, сворачивает в рулон.
– А теперь?
Указываю следующую кандидатуру. И снова в точку. Оказывается, и вправду, могу. А потом, уже легко и даже с интересом выбираю ещё трёх по убывающей. Удивительно, что при этом я не разу не нарушаю последовательности, предполагаемой моим экзаменатором. Плакаты, выбранные мной и свёрнутые в рулон Сергеем Петровичем, вручены мне, как памятный кубок.
– Ладно, садись поговорим, – теперь уже примирительно приглашает он.
А я счастлив – выдержать экзамен у такого профессора! Я ещё раз извиняюсь перед ним за свою неотёсанность и грубость, и теперь мои извинения благосклонно принимаются.
Разговор был долгий, истинно мужской. Ох, о чём мы с ним только не говорили! О многом, но более всего запомнилась одна его мысль.
– Самая главная задача мужчины, – сказал он тогда, – это полностью раскрыть свою женщину.
...Через несколько лет после этого Сергей Петрович умер. Зоя Алексеевна, оставив квартиру одной из младших внучек, переехала к нам в Читу. Свободного времени у неё много, она перечитала всю классику и всё, что только можно. Ей уже и самой за восемьдесят. Она пишет стихи. И почти все они о Сергее Петровиче. Она много рассказывает о нём. Перед смертью Сергей Петрович ослеп и уже ходил под себя. Но удивительно, что он при этом нуждался в ласке, сам мог её давать, и был состоятелен, как мужчина! Иногда Зоя Алексеевна грустит, тоскует и жалуется на болезни. Но я знаю два магических слова, которые могут исправить любое положение. Для этого надо сказать:
– Сергей Петрович.
И Зоя Алексеевна вздрагивает, начинает взволнованно дышать, её голубые, до сих пор ясные глаза, блестят. Для неё это имя, как звук рожка для охотничьей собаки, хотя это избитое сравнение здесь совершенно нелепо. И что уж совсем потрясающе – волнуясь, она даже искоса поглядывает на дверь, как будто назвав это имя, я лишь первым увидел того, кто сюда сейчас идёт. Уверен: ни одна актриса не сыграет этого внезапного, вспыхивающего преображения. Смотрю и любуюсь: какая же интересная женщина эта Зоя Алексеевна. Уж я-то умею таких женщин замечать. Это умение запатентовано самим Сергеем Петровичем, который, как я понимаю теперь, глядя на его вдохновенную любовницу, умел не только их замечать, но ещё и делать.
Со своей, уже не первой женой Еленой Сергеевной, я познакомился в Москве. Она москвичка, я приехал из Забайкалья учиться в Литературный институт. К моменту нашего знакомства Елене Сергеевне не было и двадцати, а мне под тридцать. За моей спиной был уже изрядный семейный опыт, а она была стройной, симпатичной, эмоциональной и пылкой поэтессой. Время было советское, закрытое и меня постоянно удивляло то, что моя целомудренная невеста, знает о сексе и интимных отношениях так много, что кое-что подсказывает и мне. Сначала я объяснял её осведомлённость тем, что она работала тогда в библиотеке ЦДЛ, имея доступ к просмотрам западных фильмов, закрытых, в то время по всей остальной стране.
– Нет, – ответила она, – мне обо всём этом рассказал Сергей Петрович.
Этим ответом я был потрясён.
– Но как он может говорить на такие темы?
– И не только мне, – ответила Елена Сергеевна, – но и другим моим сёстрам.
Для того чтобы понять, в какой мелкий осадок выпал я после этого, надо представить моё стабильное советское состояние, которое, впрочем, теперь я и сам уже не могу представить. Кроме того, надо знать, что в их многодетной московское семье (что было и есть большой редкостью) моя жена была старшей из пятерых сестёр. То есть, если моей жене девятнадцать, лет, то её младшим сёстрам было по нисходящей и того меньше. А сколько лет Сергею Петровичу? А Сергею Петровичу за восемьдесят лет! «Ах ты, старый развратник!» – только и мог воскликнуть я про себя. Теперь я уже нисколько не сомневался, что столичная жизнь, и в самом деле, разлагается на корню и, наверное, убежал бы в свою более целомудренную провинцию, если бы не красивая, сногсшибательная невеста.
Но кто же, собственно, Сергей Петрович? О, о нём я слышал с первого дня нашего знакомства с Еленой Сергеевной. Он не был членом их семьи, но был любовником её бабушки Зои Алексеевны уже в течение двадцати пяти лет! Конечно, факт такого любовного срока не мог не поражать. Ведь это целая, отдельная жизнь! Не многие семьи держатся так долго, а тут любовники на четверть века! Понятно, что никакой тайны их отношений уже не было ни с той, ни с другой стороны. Дети и внуки Зои Алексеевны принимали это как должное. Как нечто, неотвратимое и стабильное принимала это и набожная жена Сергея Петровича.
Но пора, однако, сказать и о Зое Алексеевне. Зоя Алексеевна, получившая в молодости строительное образование, застала самый разгар метростроения, который, как говорят, был связан с необыкновенным оптимизмом советского народа, о котором мы знаем по кадрам хроники и по энергичным песням того времени. Зоя Алексеевна, кстати, до сих пор не любит песню со словами «Нас утро встречает прохладой» и «вставай, вставай кудрявая», потому что эту песню включали по улицам каждое утро, как раз тогда, когда очень сильно хотелось спать.
Зоя Алексеевна вышла замуж в двадцать лет. Одного за другим родила двух сыновей, и с браком на этом было покончено. Муж ушёл от неё с формулировкой: ты холодная, фригидная, ты мне не нужна. А Зоя Алексеевна, и впрямь, за всё время своей семейной жизни ни разу не испытала самой сладкой глубины женских ощущений, несмотря на то, что была чувствительной, поэтичной и сама сочиняла стихи.
Аргументированный уход мужа стал для неё приговором. В её интимную биографию был навсегда впечатан чёткий штамп – холодная, не способная, фригидная. И она смирилась с этим, забыла о существовании мужчин и прожила так до сорока лет. С двадцати трёх лет до сорока она лишь работала и растила сыновей, не зная больше ни одного мужчины. Но в сорок лет явился Сергей Петрович! Он тоже пописывал стихи, и они познакомились в каком-то поэтическом кружке на производстве. И вот уж не известно, что там делал с ней Сергей Петрович, какие подвиги совершал, чтобы раскачать её устоявшуюся фригидность, и вытравить из её души этот, словно из свинца отлитый штамп, удостоверяющий холодность и фригидность, только вдруг Зоя Алексеевна обнаружила, что она совсем другая! Что она не холодная, а горячая, не фригидная, а страстная и что она способна испытывать всё! И первый в её жизни оргазм, полученный лишь в сорок лет, возносит Сергея Петровича на такую высоту, о какой, не мог бы мечтать ни один из самых прославленных донжуанов.
Наше знакомство с Еленой Сергеевной продолжилось тем, что она переехала ко мне в Читу, и в Москве мы стали появляться лишь на сессии. Как раз в это время у Сергея Петровича умерла жена, с которой он прожил много, много лет, и в жизни Зои Алексеевны происходит самое знаменательное событие. Она выходит замуж за Сергея Петровича. Ему уже где-то за восемьдесят, она моложе – ей всего лишь семьдесят пять.
И вот в очередной раз мы, приехав на сессию с Еленой Сергеевной, останавливаемся у её родителей. Как раз в день нашего приезда у них гостит и Зоя Алексеевна, уже живущая у Сергея Петровича. Обрадованная нашим приездом, она приглашает нас на следующий день в гости к себе. Отказаться невозможно. Мне жутко интересно увидеть наконец-то этого знаменитого Сергея Петровича, не очень хорошее мнение о котором у меня, однако, так и осталось. Эта предстоящая встреча даже заводит меня. Зоя Алексеевна собирается уезжать, и уже прощается со всеми в прихожей.
– Приезжайте, обязательно приезжайте, – говорит она нам ещё раз.
И тут-то движимый желанием уже сегодня как-нибудь подцепить этого «старого развратника», я говорю:
– Зоя Алексеевна, завтра мы увидимся с Сергеем Петровичем, а пока в качестве привета от меня, расскажите ему анекдот. Анекдот такой. Встречаются два пожилых человека. Вот один из них и говорит: «Знаешь, раньше было так – только подумаю о женщине, и всё! Уже готов! А теперь, сколько не думаю, никакого толку. Видно с головой что-то стало…»
Конечно, рассказывать такой анекдот женщине, которой уже семьдесят пять лет, наверное, не совсем прилично, но у них тут всё так открыто, что никакой неловкости не возникает.
На следующий день мы звоним в дверь квартиры Сергея Петровича. Конечно же, я представлял его иначе. Я ожидал увидеть некоего светского льва на пенсии, а тут маленький старичок, можно сказать, даже немного плюгавенький, но живой невероятно. Со мной, видимо, разозлённый моим «приветом», даже не здоровается, а вместо этого возмущённо говорит:
– Ну, ты и дурак, так дурак! Ты что же думаешь, что всё дело только в этом?
Произнося такое приветствие, он указывает туда, где, как выходит по моему анекдоту, и есть причина всех проблем.
И я тут понимаю, что влип. Рассказывая анекдот, я хотел лишь подразнить Сергея Петровича. Я при этом не заходил так далеко – об истинных «причинах» мужских проблем даже не задумывался. Чего задумываться о проблемах, которых нет, а анекдот он и есть анекдот. Так вот, оказывается, не всё так просто.
– Да ведь дело-то как раз ни в том, а вот в этом, – продолжает Сергей Петрович, постукивая по своей голове и, собственно, указывая на неё.
И тут же, прямо из прихожей увлекает меня в кабинет. О, у него такой кабинет, каких я не встречал и у писателей, с которыми был знаком. По центру большой старинный стол, заваленный книгами. Книгами заставлены все полки на всех стенах комнаты. Сергей Петрович, дает мне пару минут освоиться. Я иду вдоль полок, просматриваю корешки, и чувствую, что «оседаю» всё ниже и ниже. Все книги без исключения посвящены вопросу отношения полов, во всех возможных аспектах. Я даже и не предполагал, что литературы, на эту, как мне казалось, и без того понятную тему, может быть так много. А Сергей Петрович начинает, между тем, пространную, раздражённую лекцию на тему, что «дело ни в том, а в этом». И от его слов, и от книг, заполнявших комнату, я начинаю понимать, что на самом-то деле передо мной вовсе не какой-то «старый развратник», а человек, который всю жизнь, занимается интересующим его вопросом на истинно научном уровне. Это ученый, изучающий свою тему, но только не написавший ни одной научной работы.
Лекция продолжается долго. Сергей Петрович никак не может освободиться от возмущения, которым он по моей милости, возможно, прокипел всю ночь, ожидая меня такого глупого и неотёсанного. И я, теперь уже понимая с кем имею дело, конечно же, вынужден извиниться перед ним. Но Сергей Петрович моих извинений и слышать не хочет – ему удобней просто стереть меня в порошок.
– Да ведь ты такой, дурак, – возмущённо говорит он, – что даже не отличишь красивую женщину от интересной!
Конечно, никакой обиды за этого постоянно «дурака» у меня нет, потому что, получая от него лавину новых откровенных знаний, я именно дураком себя и чувствую. А уж после его последнего высказывания я и вовсе открываю рот. Я в полном тупике. Никогда ещё не додумывался я до того, чтобы разделять женщин на интересных и красивых. А ведь отличие это есть – факт, что есть! Хотя, если я не задумывался, то это ещё не значит, что не отличу. В конце концов, как он это проверит?
– Отличу, – совершенно безответственно заявляю я. – Интересную женщину я всегда отличу от красивой!
Сергей Петрович смолкает и саркастически смотрит на меня.
– Ну, что ж, – озадаченно говорит он, – сейчас проверим.
С этими словами он вытаскивает откуда-то из-за шкафа рулон календарей – японские красотки в купальниках на пляже. Где он только мог достать их в то время? Разложив на полу двенадцать красивейших кандидаток, Сергей Петрович жестом приглашает – а вот покажи! Да уж, задачка! И какая же из них самая интересная? Куда б ни шло разобраться в своих русских, советских красавицах, а тут японки, который я никогда не видел вживую. Но экзамен, есть экзамен. Внимательно осматриваю всех. Выбираю одну: по-турецки сидит на жёлтом песке, взгляд ласковый и проникновенный. Сергей Петрович, хмыкнув, с удивлением смотрит на меня. Поднимает указанный плакат, сворачивает в рулон.
– А теперь?
Указываю следующую кандидатуру. И снова в точку. Оказывается, и вправду, могу. А потом, уже легко и даже с интересом выбираю ещё трёх по убывающей. Удивительно, что при этом я не разу не нарушаю последовательности, предполагаемой моим экзаменатором. Плакаты, выбранные мной и свёрнутые в рулон Сергеем Петровичем, вручены мне, как памятный кубок.
– Ладно, садись поговорим, – теперь уже примирительно приглашает он.
А я счастлив – выдержать экзамен у такого профессора! Я ещё раз извиняюсь перед ним за свою неотёсанность и грубость, и теперь мои извинения благосклонно принимаются.
Разговор был долгий, истинно мужской. Ох, о чём мы с ним только не говорили! О многом, но более всего запомнилась одна его мысль.
– Самая главная задача мужчины, – сказал он тогда, – это полностью раскрыть свою женщину.
...Через несколько лет после этого Сергей Петрович умер. Зоя Алексеевна, оставив квартиру одной из младших внучек, переехала к нам в Читу. Свободного времени у неё много, она перечитала всю классику и всё, что только можно. Ей уже и самой за восемьдесят. Она пишет стихи. И почти все они о Сергее Петровиче. Она много рассказывает о нём. Перед смертью Сергей Петрович ослеп и уже ходил под себя. Но удивительно, что он при этом нуждался в ласке, сам мог её давать, и был состоятелен, как мужчина! Иногда Зоя Алексеевна грустит, тоскует и жалуется на болезни. Но я знаю два магических слова, которые могут исправить любое положение. Для этого надо сказать:
– Сергей Петрович.
И Зоя Алексеевна вздрагивает, начинает взволнованно дышать, её голубые, до сих пор ясные глаза, блестят. Для неё это имя, как звук рожка для охотничьей собаки, хотя это избитое сравнение здесь совершенно нелепо. И что уж совсем потрясающе – волнуясь, она даже искоса поглядывает на дверь, как будто назвав это имя, я лишь первым увидел того, кто сюда сейчас идёт. Уверен: ни одна актриса не сыграет этого внезапного, вспыхивающего преображения. Смотрю и любуюсь: какая же интересная женщина эта Зоя Алексеевна. Уж я-то умею таких женщин замечать. Это умение запатентовано самим Сергеем Петровичем, который, как я понимаю теперь, глядя на его вдохновенную любовницу, умел не только их замечать, но ещё и делать.
_____________
Оставляйте комментарии. Здесь они читаются и автором, и читателями.
http://videoklub.biz/literaturnye/teoriya-chuvstv/kak-sizh/#.USTaTTM6n9w.mymailru
Если вам понравился материал, расскажите о нем друзьям:
Комментариев нет:
Отправить комментарий